"Красота есть во всем, но не всем дано это видеть". Конфуций

Дискуссия об этнопсихологии китайцев

К многочисленным характеристикам любой цивилизации помимо таких традиционно упоминаемых факторов, как этнография, история, материальная и духовная культура, включая философию, язык и литературу, а также многое другое, следует отнести в первую очередь национальную психологию, или психический склад и этническое сознание нации как определяющие компоненты этнопсихологии, формирующие ту или иную цивилизацию.

 

В данной статье мы предлагаем краткий обзор известных нам работ, в которых обсуждается тема психического склада и этнического сознания китайцев, но главная наша задача — показать, что пишут на эту тему китайские авторы и исследователи.

 

Под психическим складом мы подразумеваем специфический способ восприятия и понимания членами этнической общности из поколения в поколение различных сторон окружающей действительности. Сюда входят этнический характер (совокупность существенных устойчивых психических свойств человека как члена общества, которые проявляются в его отношениях к действительности и накладывают отпечаток на его поведение и поступки), этнический темперамент, а также этнические обычаи и традиции.

 

Этническое сознание возникает в процессе исторического развития этнической общности. Оно формируется на основе общности происхождения языка, культуры и быта и потому является наиболее устойчивым элементом этнопсихологии. Устойчивые элементы со временем образуют в сознании носителя данной культуры определенные стереотипы.

 

Следует сказать о разнообразной, однако недостаточно четкой терминологии в китайском языке для обозначения понятий, относимых к этнической психологии. Согласно традиционному толкованию, понятие сингэ («характер») включает в себя шицзегуань («мировоззрение»), личжи («интеллект»), синьли тэчжэн («особенности психологии») и сяньши тайду («реальное поведение»). Каждое из этих понятий, в свою очередь, включает множество других взаимосвязанных понятий. Или, например, понятие жэньгэ может означать личность, [232] натуру, характер, темперамент, хотя характер и темперамент, с точки зрения психолога, — совершенно разные вещи. В китайских словарях «Цыхай» и «Цыюань» такого слова нет, ибо оно заимствовано из английского — personality (личность). Выходит, что в старые времена в Китае такого понятия вообще не существовало. Дело не в том, что никто не рассуждал о поведенческой морали и характере людей. Просто не признавалось независимое существование индивида. Объясняется это социально-экономическими условиями, в которых жил Китай в течение многих веков.

 

Совершенно очевидно, что изучение основ этнической психологии китайцев и других факторов, традиционно обозначенных как статические и динамические компоненты этнопсихологии, необходимо для более полного понимания многих проблем. Не исключено, что некоторые традиционные взгляды или толкования, принятые, скажем, в аналитических трудах по китайской философии, литературе и искусству, могли бы получить иную интерпретацию 1.

 

В отечественном и зарубежном китаеведении проблема этнопсихологии китайцев всегда привлекала внимание исследователей. Весьма ценны первые наблюдения русских и иностранных миссионеров, дипломатов и ученых, оказавшихся в Китае в конце XIX — начале XX в. Как правило, это очерки, в которых описываются жизнь и нравы старого Китая. Авторы, заостряя внимание читателя на том, чем отличается психология носителей различных культур, приводят многочисленные примеры курьезных случаев взаимного непонимания.

 

Особое место в списке литературы на русском языке занимает очерк И. Я. Коростовца «Китайцы и их цивилизация», впервые увидевший свет в Санкт-Петербурге в 1896 г. 2

 

В гл. 1 «Китайцы и европейцы; китайский характер» И. Я. Коростовец сравнивает черты национального характера людей двух совершенно различных цивилизаций. Он отмечает, что представления китайцев о европейцах весьма туманны, а порой и лживы. Автор подчеркивает горделивую уверенность китайцев в своем превосходстве над иностранцами, их гордость, скорее, чванливость и презрение ко всему некитайскому. Для китайцев такие развлечения и хобби иностранцев, как верховая езда, охота, игра в теннис, — это проявления варварства. Китайский народ консервативен, не находит нужным что-либо изменять, ибо благоговеет перед прошлым. Китайцы действуют неторопливо, с расстановкой и повторениями, движения их плавны, важны и методичны, что говорит об их воспитанности и моральной зрелости. Они считают иностранцев невоспитанными, так как у них нет солидности, движения их резки и суетливы, они нервны и бестактны. Автор отмечает жизнеспособность китайцев, высшую степень их неприхотливости и выносливость. Они терпеливо переносят настоящее, [233] а врожденная склонность к порядку и спокойствию удерживает их от ссоры. Китайцы предпочитают использовать угрозы и бранные слова, но не рукоприкладство. Их миролюбие подчас можно принять за трусость. Китайцы настойчивы в достижении своей цели и умело обходят препятствия, если не могут их преодолеть. Способность к пассивному сопротивлению и гибкость делают китайца недюжинным противником, в особенности для человека с нервным характером. Сознаться в неправоте для китайца значит потерять «лицо». Как пишет Коростовец, в разговоре с китайцем, владеющим искусством уйти от ответа, промолчать или повернуть вопрос, невозможно быть уверенным в том, что сказанное им есть его последнее слово, и следует ожидать любого сюрприза.

 

К особенностям психического склада китайцев, нашедшим отражение в китайской философии, литературе и искусстве, обратился в свое время В. М. Алексеев. Мы имеем в виду статьи Алексеева, или, как он их называл, «сравнительные этюды»: «Римлянин Гораций и китаец Лу Цзи о поэтическом мастерстве», «Француз Буало и его китайские современники о поэтическом мастерстве», а также некоторые его лекции по китайской литературе, прочитанные в Коллеж де Франс и Музее Гимэ 3. Среди работ, написанных китаеведами нашего времени, в которых освещается тема этнопсихологии китайцев, представляют определенный интерес следующие: «Китай: страницы прошлого» В. Я. Сидихменова (М., 1978), «Китай и китайцы глазами российского ученого» В. Г. Бурова (М., 2000). Серьезное изучение проблемы «кто они — китайцы?» началось, пожалуй, с серии фундаментальных монографий коллектива авторов, посвященной этнической истории китайцев с зарождения китайской цивилизации до начала XX в. 4

 

Монография К. М. Тертицкого «Китайцы: традиционные ценности в современном мире» (М., 1994) в основном посвящена проблемам религии в современном Китае. Как указывает автор во введении, в книге «последовательно рассматриваются взаимосвязь этнического самосознания с системой ценностей китайцев, воздействие состояния этнического самосознания на религиозные процессы и функционирование этнического самосознания при взаимодействии китайцев с иноэтничной общностью и ее культурой» (с. 11). В книге не столько фиксируются отдельные факты проявления китайцами тех или иных особенностей национальной психологии, сколько вскрываются и объясняются их причины, что, безусловно, поднимает исследование этнопсихологии китайцев на новый уровень. В гл. 1 «Традиционные социо-культурные характеристики в сознании и поведении индивида в современном Китае» автор особое внимание уделяет тому, как и в какой степени традиционные культурно-психологические феномены присутствовали и присутствуют в жизни современных китайцев в последние [234] десятилетия. В книге приводятся многочисленные статистические данные, полученные китайскими и европейскими исследователями, материалы обследований, проведенных тайваньскими учеными, которые уже более 20 лет работают над данной проблематикой.

 

Автор обращает внимание на то, что именно нравственные нормы родственной группы являлись базой для господствующей в обществе и государстве конфуцианской этической модели. Семья была не только главной социальной группой, но и прототипом всех иных социальных организаций. Родственные связи стали основой для построения всей совокупности отношений в обществе. В рамках этих связей действует принцип взаимной опоры и взаимных обязательств. Отсюда ориентация китайцев на группы и кланы. Каждый индивид должен довольствоваться своим местом и хорошо выполнять свою социальную роль, установленную этическими нормами, чтобы сохранить гармонию в клане. К. М. Тертицкий указывает на различные подходы при анализе особенностей китайской психики: «В мировой китаеведческой мысли на этот счет существуют две крайние точки зрения: 1) китаец деиндивидуализирован в условиях восточной деспотии (такого рода оценка восходит еще к Гегелю); 2) китаец подвержен “крайнему индивидуализму» и готов пожертвовать “не только государством ради интересов своего малого коллектива» и “ради семьи пожертвовать кланом», но и “ради себя — пожертвовать семьей»» (с. 34). Индивидуализм у китайцев «интериоризирован и не может быть выражен публично», — полагают одни исследователи; другие (Хуан Гуанго) предлагают называть это не индивидуализмом, а «крайним фамилизмом» (там же).

 

Наиболее полно отвечает интересующей нас теме книга В. В. Собольникова «Этнопсихологические особенности китайцев» (Новосибирск, 2001). Не будучи китаистом, автор опирается главным образом на работы отечественных ученых-психологов, составивших общетеоретическую основу исследования, и на литературу на английском языке. На наш взгляд, эта книга интересна тем, что в ней впервые в России рассматриваются с научной точки зрения основные черты национального характера китайцев, поэтому сам факт ее появления следует приветствовать.

 

В монографии пять глав (в каждой главе по три раздела): «Этнопсихологические феномены в системе китайского менталитета», «Психологические механизмы функционирования значимых этнопсихологических феноменов», «Ценностные ориентации китайцев», «Реальное поведение китайцев и детерминанты его прогноза» и «Этническое самосознание китайцев и проблемы межнациональных отношений».

 

В гл. 1 дается анализ различных трактовок понятия «ментальность». Под менталитетом В. В. Собольников понимает совокупность тех компонентов сознания (в данном случае этнического), которые обусловливают его структурную целостность и качественную определенность социальных (этнических) общностей, позволяющих идентифицировать их посредством проявления готовностей, предрасположенностей и установок действовать, мыслить, чувствовать и воспринимать мир особым образом. Понятие «среды» включает в себя эпоху и место проживания, культуру, религию и философию общества. Изучение ментальности [235] позволяет проанализировать как высокорациональные формы сознания китайцев, так и бессознательные структуры, неосознаваемые генетические и культурные коды и тем самым выделить новый «образ» семьи, группы и китайского обществ в целом.

 

В гл. 2 рассматривается система этнических стереотипов китайцев. Как указывает В. В. Собольников, функционально значимыми в условиях межличностного общения являются этностереотипы внутригрупповых связей, межгруппового общения. Существуют две группы стереотипов: безусловные и относительные. Первая включает функционально значимые во всех ситуациях межличностного общения — стереотипы внутригруппового и межэтнического общения; вторая — отношение к жизни и смерти, к борьбе, долгу и обязанностям, к власти и престижу, к старшим и младшим, к материальным условиям быта и труду.

 

В гл. 3 указано, что «с ценностью формы в обыденном сознании китайца тесно связаны такие этнопсихологические феномены, как концепция “лица» и “стыда». Она во многом обусловливает мотивационную сторону коммуникативного поведения китайца» (с. 49). В. В. Собольников отмечает ценность догмы в обыденном сознании китайца, который пытается перевести любой контакт на стереотипную основу. Другая не менее важная ценность — это авторитет. Так, авторитетными являются все китайские ценности, манеры поведения, слова, жесты, ритуалы, последовательность изложения аргументов, китайские обычаи и традиции, мудрость предков и вообще все связанное с китайской культурой. Автор отмечает и феномен ценности конкретного, ибо конкретное или наглядное воспринимается китайцем лучше всего. Китайцу во время контакта трудно сосредоточить внимание на том, что воспринимается не сразу, не имеет своей законченной формы и требует абстрактных выкладок, поэтому при аргументации какого-либо положения он часто прибегает к образам, которые можно воспринять конкретно. Конкретность восприятия влечет за собой склонность к образности, символике и даже к своего рода магии числа или устойчивого сочетания.

 

В гл. 4 представлена «концепция “лица» в контексте особенностей восприятия и мышления китайцев» (с. 67). Понятие «лица» имеет универсальное применение. Важны избираемые этим «лицом» линия поведения, утверждения имиджа, элементы драматургии, в совокупности реализующие одну из моделей социального поведения. Таковы усиление собственного “лица» и укрепление имиджа, усиление престижа другого; потеря собственного “лица», престижа; восстановление собственного “лица», престижа. Каждая этнокультурная общность вырабатывает свое миропонимание и мироощущение, формируя при этом «модель видения мира». Традиционно в Китае считается, что чем выше авторитет человека (как и его социальное положение и возраст), тем медленнее и многозначительнее должна быть его речь. Поэтому неторопливая и напыщенная речь официального лица высокого ранга столь разительно отличается от упрощенной и торопливой речи крестьянина. Торопливость и суетливость ассоциируются в сознании китайца с неуверенностью в себе и вызывают негативную реакцию в отношении к партнеру. Непривычный стиль общения может стать причиной полного разрыва отношений.

 

(Пропущены стр. 236-237)

 

[238] которые предоставляли бы преимущество над противником и при этом без признания их обоснованности… Такое использование чужих идей ради спора или же из рисовки само по себе знаменательно: оно раскрывает черту китайского ума, при этом отнюдь не свидетельствуя о какой-то близости соперничающих учений» 10.

 

К недавним зарубежным исследованиям этнопсихологии китайцев относится изданная в 1964 г. монография японского ученого Хадзимэ Накамура «Способы мышления восточных людей: Индия, Китай, Тибет и Япония» 11. Из публикаций последних десятилетий можно отметить статью Хуан Гуанго «Лицо и благосклонность. Китайские властные игры», посвященную традиционной для Китая теме «лица» 12, книгу Майкла Харриса Бонда «По ту сторону китайского лица» — своеобразный психологический анализ «изнутри», сделанный американцем, много лет прожившим в Сянгане 13, и ряд других работ 14. Немало интересных статей можно найти в журнале американских антропологов «Studies in Chinese Thought» 15. В настоящее время Ассоциация психологов Сянгана и издательство Китайского университета выпускают на английском языке «Journal of Psychology in Chinese Societies».

 

Перейдем к исследованиям по национальной этнопсихологии, проведенным в самом Китае. В начале 90-х годов в КНР значительно возросло число публикаций на эту тему, ранее мало освещавшуюся в научной литературе. На прилавках книжных магазинов появилось много интересных книг, написанных с привлечением разнообразного материала, в том числе и лингвистического, посвященных общим и частным вопросам этнопсихологии китайцев. Большая часть монографий, в которых критические стрелы направлены на консерватизм китайского образа мышления, выходит под девизом: «Показать, выявить, критиковать с целью дальнейшего преодоления». Эта тенденция, безусловно, несет в себе положительный заряд и отвечает одной из основных целей нынешнего китайского общества — духовного возрождения нации.

 

В этом огромном материале несомненный интерес для нас представляют несколько групп работ. Это прежде всего коллективный труд [239] «Традиционная мораль Китая», созданный при участии Комитета по образованию Китая 16. Консультантом монографии, в которой рассматриваются основные традиционные категории китайской морали в процессе исторического развития с отсылками и многочисленными цитатами из китайской классической литературы, является заместитель премьера Госсовета Ли Ланьцин. К этой же группе относится исследование Ли Циншаня, построенное на лингвистическом материале 17, и ряд других работ 18.

 

На наш взгляд, интересна научная монография «Исследование психологии эстетических взглядов китайцев» 19, авторы которой рассматривают проблему особенностей китайского мировосприятия в диахронии с использованием данных, относящихся к строению и функции головного мозга, его левого и правого полушарий.

 

Ряд серьезных исследований посвящен проблеме семьи и брака, роли китайской женщины в обществе. Два сборника издала Ли Иньхэ: «Сексуальная любовь и брак у китайцев» и «Чувства и секс у китайских женщин» 20. Автор в течение шести лет обучалась в США, вела там исследования, собрала богатый фактический материал и опубликовала его в сборниках, сопроводив примерами и цитатами из полученных ею писем.

 

Несколько работ вышли с почти одинаковыми названиями: «Поболтаем о китайцах» (основные разделы посвящены традиционным категориям этнопсихологии, таким, как «лицо», семья и брак), «Праздные рассуждения о китайцах» и «Поговорим подробно о китайцах» 21.

 

В резко критическом плане написаны книги: «Печальные размышления о природе национального характера» Се Сычжуна; «Одумавшиеся китайцы», составленная Сюй Сином и Сюнь Бу; «Критика дурных обычаев китайцев» Лянь Цзинши и Лян Цзинхэ 22. Однако главный критический удар был нанесен [240] Ли Мином в книге «Почему китайцы такие “глупые»» и Хэ Цзунсы в сборнике «Критика болезненного состояния китайского характера» 23. Китайскому чиновничеству и его умению использовать людей в своих целях посвящены «Отношения между китайцами» Цуй Бэйфана и Чжу Дааня, «Чиновничья мораль в Китае» Ли Цзяньхуа, «Искусство китайцев использовать людей» Ван Дуншэна 24.

 

О большом интересе к проблемам этнопсихологии китайцев свидетельствуют изданный в Шанхае в 1994 г. перевод вышедшей на английском языке известной книги Линь Юйтана «Моя страна и мой народ» 25 , а также опубликованные в 1998 г. в Пекине в серии «Китай в глазах представителей Запада» переводы книг американских миссионеров А. Смита «Китайские характеристики» и X. Честера «Настоящие китайцы» 26.

 

В 1987 г. на Тайване под редакцией профессора факультета психологии Тайваньского университета Ян Гошу стала выходить книжная серия «Китайцы». Идея начать исследования китайского национального характера в условиях возникновения и развития нового общества в Гонконге и на Тайване появилась у Ян Гошу и его коллег Ли Июаня и Вэнь Чунъи еще в 1976 г. во время работы в Институте этнографии Центральной академии наук. Серия «Китайцы» представляет собой нерегулярные выпуски сборников статей, объединенных общим названием. Так, первый выпуск увидел свет еще в 1972 г., второй и третий — в 1988 г., 17-й — в 1993 г. 27. Таких сборников выпущено несколько десятков. Ценность представленного в них материала, безусловно, высока, так как в то время в КНР подобного рода литература в открытой печати практически отсутствовала. В каждом выпуске не более десяти статей, написанных в основном учеными Тайваня и Гонконга (тогда еще находившегося под эгидой Англии), иногда и авторами из Китая. В предисловии к серии Ян Гошу написал, что главная его задача — помочь гражданам Китая понять самих себя и современное китайское общество, обратить особое внимание на традиционного китайца, китайское общество и китайскую культуру и осознать, что следует в ней сохранить, а что уже стало анахронизмом.

 

Другая тайваньская серия — «Психология китайцев» также появилась в 1987 г. Ее идеологом и организатором является Юй Дэхуэй. Серия имеет популярный характер: в каждый из сборников (их несколько десятков) входит до 50 небольших статей, объединенных какой-либо общей темой: «Взгляд китайцев [241] на счастье», «Характер-маска у китайцев», «Взгляд на воспитание детей у китайцев» 28 и т.д. .

 

Среди опубликованных на Тайване исследований большой интерес представляют также сборник «Ценностные ориентации китайцев» 29 и «Исследование китайского национального характера» известного ученого Сян Туйцзе 30. Ряд книг написан в сопоставительном плане: авторы раскрывают отдельные черты характера китайцев путем анализа их связей и общения с иностранцами. Имеются в виду такие публикации, как «Янки глазами китайцев» Ян Цзяньли, «Китайцы и японцы» Цю Юнханя, «Я и русский Иван» Чжу Мэнфэя 31.

 

Как уже говорилось, среди многочисленных книг и статей, посвященных особенностям национальной психологии китайцев, есть исследования, увидевшие свет в XX в., авторы которых, китайцы по происхождению, с весьма критических позиций рассматривают данную проблему. В первую очередь это относится к трактату Ли Цзунъу «Наука о бесстыдстве и коварстве», к уже упоминавшейся книге Линь Юйтана «Моя страна и мой народ» и к наделавшей много шума работе Бо Яна (настоящее имя Го Идун) «Уродливые китайцы» («The Ugly Chinese»), изданной сначала на английском, а затем на китайском языке в 1985 г. 32 .

 

Обращения к негативным чертам национального характера нередко возникают в смутные времена, когда страна находится на изломе. Вспомним, что в начале XX в., в трудные для России годы после революции 1905 г. появились статьи Д. С. Мережковского под общим названием «Грядущий хам» и его сборник «Больная Россия», в которых был дан субъективный нелицеприятный анализ русской натуры и психологии русского человека.

 

К слову, интересно, что пишут китайские авторы об этнопсихологии русских. Не так давно в Китае в серии «Дух великих государств» 6-тысячным тиражом вышла книга «Доблестные русские» 33. (Ранее в этой серии появились «Мечтательные американцы», «Романтичные французы» и далее — о немцах, англичанах и японцах.) На обложке книги изображен Чапаев. В ней восемь глав, комментарии и библиография (более 50 наименований, среди них 20 переводных). Любопытны названия глав: «Европейский колосс в погоне за величием», «“Белый медведь», мечтающий о морях», «Послушные православные верующие», «Восточные славяне с ярким национальным характером», «Советские люди, потрясшие мир», «Двуглавый орел, холодно взирающий на мир», [242] «Русские с богатой культурной основой», «Русские в обычной жизни». История России, характеристика ее вождей и руководителей, а также описание характера русских и советских людей изложены в некоторых местах весьма тенденциозно. Часто цитируются Бисмарк, Черчиль, Бжезинский, американский журнал «Тайм» и др. В гл. 4, где речь идет об истоках формирования русского национального характера, много внимания уделено географии России, ее климату. Как утверждают авторы, длительная зима на половине территории страны, особенно в Сибири (семь месяцев в году), закалила русский характер, она всегда была стратегическим партнером в войнах на территории России (Наполеон, битва под Москвой, Сталинград). Закалили характер русских и «дикие звери в Сибири: белый медведь, сибирский медведь, сибирский тигр, дикие птицы; в особенности сибирские волки, которые и поныне страшнее даже военного человека» (с. 164-165).

 

Климат сделал русских агрессивными, жестокими и мстительными. На с. 166 есть такой пассаж: «Людоедство всегда осуждалось человечеством как проявление дикости. На протяжении истории записки о людоедстве русских имеются в большом количестве, людоедство стало делом привычным. В середине XIX в., когда русские войска вторглись в Китай в долину реки Хэйлунцзян, они частенько вырезали у живых китайцев внутренности для еды. В отношении жестокости людоедства русские не только не испытывали стыд, но и особенно по этому поводу радовались». В качестве подтверждения приводятся строки из поэмы Александра Блока «Скифы»:

 

Мы любим плоть — и вкус ее, и цвет,
И душный, смертный плоти запах…
Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
В тяжелых, нежных наших лапах?

 

В книге постоянно муссируется тема агрессивности и жестокости русских, скажем, в отношении немецкого населения Германии во время Отечественной войны, которое готово было сдаться союзникам, лишь бы не оказаться на территории, занятой советскими войсками. События на острове Даманском поданы под тем же соусом. Авторы так же тенденциозно судят о событиях в Чечне.

 

Более объективно, с нашей точки зрения, рассматривает историю России Чжан Цзяньхуа в книге «Загадка красного урагана» 34. Русскому характеру посвящена гл. 2 — «Воля и мягкость: загадка российского национального характера». Заслуживает внимания уже упоминавшаяся нами книга «Я и русский Иван» Чжу Мэнфэя. Автор в 30-е годы был переводчиком при летчиках Красной Армии, которые оказывали Китаю помощь в войне против японских милитаристов, и, рассказывая о русском характере, он в основном имеет в виду тех военных, с которыми ему приходилось встречаться по службе.

 

Первооткрывателем темы о национальном характере китайцев обычно называют Ли Цзунъу, который вскоре после победы Синьхайской революции в 1911 г. начал печатать в одном из журналов статьи под названием «Наука о толщине и черноте» («Хоу хэй сюэ»). Столь необычное название, несомненно, требует [243] пояснений. Под «толщиной» (хоу) автор подразумевал толщину кожи на лице, т.е. «толстокожесть», иначе, отсутствие чувства стыда, неумение краснеть (лянь-пи хоу), а под «чернотой» (хэй) — «грязную душонку» (хэй синьяр). Поэтому правильный перевод: «Наука о бесстыдстве и коварстве».

 

При всей неординарности ума и значительном числе опубликованных научных работ Ли Цзунъу тем не менее не был удостоен внимания со стороны официальных властей и ученого мира Китая. Виной всему оказалась первая его публикация — трактат «Наука о бесстыдстве и коварстве», который увидел свет, когда его автору было уже за тридцать. Нет нужды подробно описывать эпоху и исторические события, которые происходили в Китае в конце XIX— начале XX в. Они хорошо известны. Отметим только, что Ли Цзунъу не остался в стороне от них, хотя и не принимал непосредственного участия в Синьхайской революции. Он родился 13 января 1880 г. в г. Цзылюцзин уезда Фушунь пров. Сычуань. Его предки во времена Южной Сун жили в Гуандуне, в 1725 г. перебрались в Сычуань. Спустя восемь поколений в роду Ли появилась такая яркая звезда, как Ли Цзунъу — человек незаурядного таланта, учености и оригинального мышления, ставший в первой половине XX в. знаменитым в своей родной провинции. Он изучал то, чего никто до него не касался, говорил то, что до него никто никогда не изрекал. И как того и следовало ожидать, был объявлен еретиком.

 

Ли Цзунъу имел шесть братьев (сам он был младшим) и двух сестер. Все домочадцы занимались сельскохозяйственным трудом. Но в год рождения Ли Цзунъу отец перестал вести дело и обратился к литературе. Этот неординарный поступок отца укрепил веру Ли Цзунъу в наследственность и «теорию воспитания зародыша». Он не без гордости отмечал, что отец известного сунского поэта Су Дунпо проявил интерес к книгам в 27 лет, а его отец — в сорок, когда начал лечиться от тяжелой болезни. Прочитав романы «Троецарствие» и «Истории царств», он обратился к классическим философским трактатам из «Четверокнижия». Затем он прочел еще три книги и решил, что теперь читать больше нечего. Это были: «Общее толкование высочайших повелений» («Шэн юй гуан сюнь»), «Обозрение душевных качеств» («Синь яо лань») и «Сборник всех злодеяний» («Ши э у цзянь»), составленные Ян Цзишэном и Цань Яньгао. Эти произведения являли собой свод правил поведения человека в семье и в обществе.

 

Ли Цзунъу пошел в частную школу восьми лет. Учился он у разных учителей до 1905 г. С детских лет мальчик отличался большой целеустремленностью, старался брать все лучшее, что могли дать ему учителя, и весьма преуспел в написании традиционных экзаменационных сочинений в стиле багу, для чего, как известно, требовалось безупречное знание классической литературы. Ли Цзунъу отличался нетривиальным мышлением, его не смущали авторитеты, и он до всего стремился докопаться сам, задавая порой себе и окружающим самые каверзные вопросы. В 23 года он сдал государственные экзамены на первую ученую степень сюцая. В конце 1907 г., т.е. в 27 лет, он как лучший ученик высшей школы был удостоен маньчжурским двором степени цзюйжэнь.

 

Получив образование уже в достаточно зрелом возрасте, Ли Цзунъу начал свою трудовую деятельность в 1908 г. с преподавания в Фушуньской школе. В 1909-1910 гг. он был директором этой школы, а летом 1910 г. вместе с бывшим [244] школьным товарищем инспектировал начальные школы. В этот период, во время постоянных инспекционных поездок по провинции, он оказался свидетелем многочисленных политических акций и событий, которые предшествовали, а потом и сопровождали Синьхайскую революцию (в частности, «волны железных дорог» и акции «товарищества по защите дороги»). В январе 1912 г. Ли Цзунъу стал в провинциальном правительстве начальником третьего департамента, а затем генеральным директором директората по продаже казенного имущества (интересная деталь: Ли Цзунъу соглашался на этот пост только при условии, если жалованье ему будет снижено с 200 до 120 юаней в месяц!).

 

Позднее Ли Цзунъу стал начальником управления по учету казенного имущества, а после того, как в 1913 г. управление было упразднено, он, «свободный и вольный» от каких-либо обязанностей, вернулся к себе на родину в Цзылюцзин. Однако свободная жизнь длилась недолго. В январе 1914 г. управление по образованию назначает его начальником отдела просвещения в г. Фушуне. Прибыв на место, Ли Цзунъу получил должность директора средней школы № 2, а в 1915 г. был переведен в другую школу. В 1918 г. Ли Цзунъу стал заместителем начальника управления по образованию при губернаторе провинции, а его бывший однокашник Ляо Сюйчу- начальником этого управления. С уходом Ляо с этой должности зимой 1919 г. Ли Цзунъу также оставил свой пост. В 1920 г. он наконец смог вернуться домой, чтобы заняться творческой деятельностью. Однако и на этот раз вольная жизнь была недолгой. Уже в 1921 г. он снова директор школы, а в 1922 г. — инспектор школ на провинциальном уровне. Именно в этот период Ли Цзунъу задумывается о реформе образования и прежде всего экзаменационной системы. В 1925 г. появилась его статья «Рассуждения по поводу системы экзаменов», где автор излагал свою идею распространения образования среди китайцев. Ли Цзунъу уделял огромное внимание пропаганде своих взглядов, ссылаясь на реформы Ван Аньши, значения которых, по его мнению, не поняли даже такие выдающиеся деятели эпохи Сун, как Сыма Гуан и Су Дунпо, так как идеи реформатора не были должным образом доведены до масс. Ли Цзунъу полагал, что для реформы образования необходимо решить вопрос об устранении преграды между частным и государственным школьным образованием, а также между учащимися и учителем. С 1927 по 1934 г. Ли Цзунъу последовательно занимает посты советника и редактора документов при управлении по образованию пров. Сычуань, с 1935 по 1938 г. — редактора отдела политической информации при провинциальном правительстве. В мае 1938 г. в связи с преобразованиями в сычуаньском правительстве управление, в котором работал Ли Цзунъу, было упразднено. В апреле 1939 г. он вернулся к себе на родину в Цзылюцзин, где и провел остаток жизни. Умер он 28 сентября 1943 г.

 

Всю жизнь Ли Цзунъу урывками, в промежутках между инспекционными поездками, уроками, административной работой обращался к творческой деятельности. Он много размышлял о проблемах, связанных с переустройством китайского общества, о психологии личности, получившей традиционное китайское образование. Им написаны свыше 70 статей, которые сведены в книгу, состоящую из двух частей. Первая часть именуется «Собрание рассуждений о бесстыдстве и коварстве». В нее входят 32 статьи, посвященные тем же вопросам, [245] что и «Наука…»: «Философия бесстыдства и коварства», «Применение теории бесстыдства и коварства», «История изобретения теории бесстыдства и коварства» и др. Эти и ряд других статей отнесены самим автором и его единственным биографом Чжан Мошэном к начальному периоду творчества Ли Цзунъу, названному «негативным отношением к действительности» 35. Вторая часть книги называется «Тенденции в китайской науке». Вышедшая в свет в 1920 г. работа Ли Цзунъу под названием «Психология и механика» знаменует собой другой этап в его творчестве. Статьи «Поправки к теории Дарвина», «Поправки к теории Кропоткина», «Экономика, политика и дипломатия должны объединить усилия» были написаны в дополнение к «Психологии и механике» и также вышли отдельным изданием. Статьи «Личные соображения относительно выработки конституции» и «Относительно планов сопротивления японцам» были объединены в отдельную книгу и вышли под общим названием: «Выработка конституции и сопротивление Японии».

 

В предисловии к одному из изданий, датированном 12 февраля 1938 г., Ли Цзунъу написал: «“Науку о бесстыдстве и коварстве» я изобрел в последний год маньчжурской династии. В ней три цзюани: первая — “Наука о бесстыдстве и коварстве», средняя — “Каноны бесстыдства и коварства» и последняя цзюань — “Записки об усвоении науки о бесстыдстве и коварстве». В первый год Республики в виде статей выходили ежедневно в газете “Гунлунь жибао» в г. Чэнду, вызвав бурю негодования читателей. Когда средняя цзюань была опубликована наполовину, друзья стали уговаривать меня прекратить публикации. В то время у меня была подготовлена еще одна статья под названием “Мои сомнения в отношении мудрецов», которую я теперь тем более не осмелился бы опубликовать. В 16-м году (1927) вышла книга “Праздные мысли Цзунъу», куда были включены две работы. В 23-м году (1934) мой бэйпинский друг извлек из “Праздных мыслей…» три цзюани “Науки о бесстыдстве и коварстве» и выпустил отдельной книгой, переизданной в 25-м году (1936) в Чэнду. Книга была немедленно распродана. По просьбе читателей тираж был отпечатан снова. В 6-й год Республики (1917) издательство “Гоминь гунбаошэ» издало отдельной брошюрой первую цзюань, к которой Тан Тифэн и Се Шоуцин написали соответственно предисловие и послесловие. Первое издание вышло в Бэйпине (так в те годы назывался Пекин. – Н.С.), а второе и третье — в Чэнду».

 

Таким образом, первая цзюань «Науки о бесстыдстве и коварстве», опубликованная отдельной книгой в 1917 г., и содержит в себе суть «науки», описанной Ли Цзуньу. Во второй цзюани мысли и суждения автора «о бесстыдстве и коварстве» изложены в виде изречений философа и таким образом напоминают по форме конфуцианские «Суждения и беседы» («Лунь юй»). Третья цзюань, в которой, как можно заключить по названию, даны рекомендации по усвоению «науки», включает три раздела: «Шесть истин, чтобы стать чиновником», «Шесть истин, как оставаться чиновником», «Два хитроумных способа делать дела». В конце имеется небольшое заключение. Наш перевод трактата Ли Цзунъу (цзюани 1 и 3) публикуется в Приложении к настоящей статье. [246]

 

На трактат Ли Цзуньу ссылаются достаточно часто, принимая или опровергая то, что он написал. Сочинения Ли Цзунъу неоднократно переиздавались на Тайване. В нашем распоряжении имеется полное собрание его статей и трактатов, выпущенных издательством «Кайян» (год издания не указан). Единственное пока издание этой книги в КНР опубликовано в 1998 г. 36, и в том же году вышла книга Дун Линцзы с примечательным названием «Наука о тонкости и белизне» 37.

 

Дун Линцзы (настоящее имя Цзэн Чуйфу) — педагог по образованию, владеет иностранными языками, автор ряда монографий и статей, посвященных образованию (здесь у него много общего с Ли Цзуньу), работал редактором в книжных и журнальных издательствах. Родился в 1951 г. в уезде Дункоу пров. Хунань, потомок известного политического деятеля XIX в. Цзэн Гофаня (1811-1872). Дун Линцзы утверждает, что у него не было намерения писать книгу в противовес трактату Ли Цзунъу. После переиздания этого трактата в КНР многие китайцы отнеслись к нему весьма благосклонно и стали использовать как некое руководство. Чтобы читатели не заблуждались, Дун Линцзы и написал свою книгу. Безусловно, в ней присутствует некоторая полемика с Ли Цзунъу, однако в чем-то автор и согласен с Ли Цзунъу. По утверждению автора, дискуссия ему нужна лишь для того, чтобы выявить позитивную линию, так сказать, путь, по которому следует идти китайцам, дабы избавиться от тех пороков, которые мешают прогрессу и развитию китайского общества.

 

Заметим, что Дун Линцзы упоминает в своей книге работу «Наука о наличии и отсутствии» (другое название: «Антинаука о бесстыдстве и коварстве»), написанную в 1992 г. У Мэнцянем (род. в 1963 г. в пров. Ганьсу) после тщательного изучения произведения Ли Цзунъу; впервые же он прочитал его еще в 1981 г. Переизданная в 1999 г. 38, книга У Мэнцяня интересна не только по содержанию, но и по форме изложения материала. В краткой аннотации «наука о наличии и отсутствии» уподобляется кошке, которая всегда готова съесть мышь — «науку о бесстыдстве и коварстве». Главной задачей своей «науки о наличии и отсутствии» автор считает борьбу со злом и проповедь добра, таким образом противопоставляя ее «науке о бесстыдстве и коварстве». Дун Линцзы отмечает, что Ли Цзунъу призывал следовать своей «науке о бесстыдстве и коварстве» как некоей теории, однако он вывел лишь некоторые правила, основанные на реальной жизненной практике, со ссылками на исторические примеры. Поэтому, по его мнению, книга У Мэнцяня больше напоминает руководство, своеобразный учебник жизни с многочисленными рекомендациями, подкрепленными философскими сентенциями.

 

Книга самого Дун Линцзы «Наука о тонкости и белизне» состоит из двух частей: первая часть «Взгляд на тонкость и белизну» содержит три главы («Время», «Природа» и «Единство народа»); во второй части «Методы тонкости и белизны» также три главы («Практика применения», «Брать умом» и [247] «Светлый ум»). В каждой из глав от семи до одиннадцати разделов. Вот некоторые названия: «Канон взаимодополняемости толщины и тонкости», «Философия подкаблучника», «Черно-белый способ стать чиновником» и т.п. Книга написана в легкой, свободной манере, однако язык и стиль выдержаны в духе трактата Ли Цзунъу.

 

Раскрывая суть своей «науки о тонкости и белизне», Дун Линцзы пишет, что хэй («чернота») не противопоставлена бай («белизне»), потому что хоу хэй («толщина и чернота») действуют с позиции силы, а бо бай («тонкость и белизна») разрушают твердое своей мягкостью. В хоу хэй присутствуют силы ян, а в бо бай — силы инь; хоу хэй подобны огню, а бо бай — воде. Таким образом, с помощью бо можно обуздать хоу, а с помощью бай преодолеть хэй. Конфуций, утверждавший принцип бо бай, жил бедно и даже впроголодь, но благодаря тому, что из поколения в поколение передавалось это знание, его дети и внуки достигли процветания. Далее Дун Линцзы отмечает, что если буддизм утверждает, в частности, что «плохая жизнь хуже хорошей смерти, и жить стоит ради будущей жизни», а теория хоу хэй проповедует абсолютно противоположное: «красивая смерть хуже паршивой жизни. Боритесь невзирая ни на что за эту жизнь», то его теория бо бай постулирует иной подход: «бог с ними, с хорошей смертью и паршивой жизнью. Живите легко и свободно по воле судьбы».

 

Развивая свои философские идеи, Дун Линцзы приходит к мысли о том, что в отличие от религии — этого своеобразного наркоза — теория бо бай содержит активный дух: «Океан шире материков, небеса просторнее океана, душа человека шире небес. Душа, содержащая тонкость и белизну, естественнее океана и просторнее небес. Те, кто проповедуют бо бай, подобны весенней траве и не замечают, как она растет и вырастает. Те, кто проповедуют хоу хэй, подобны камню, на котором точат ножи. Они не замечают, что постепенно стачиваются и портятся от времени». Хоу и бо, подчиняясь законам диалектики, взаимодействуют в природе, дополняя друг друга. В характере каждого человека имеют место хоу и бо — толстокожесть и совестливость, а также хэй и бай — коварство и чистота помыслов. Рассуждая о двойственности и взаимосвязанности всего сущего в мире, Дун Линцзы приводит такой пример: богомол поймал цикаду и был доволен, пока рядом не оказался чиж; чижа настигла пуля, а на охотника напал свирепый тигр; довольный тиф отправился в лес и попал там в западню.

 

Автор предлагает свой анализ китайской действительности. Так, в гл. 6 Дун Линцзы критикует китайцев за то, что в погоне за мелкой выгодой они часто не замечают тот ущерб, который в конечном счете сами себе наносят. Иногда человек добивается некоторой выгоды, но в итоге расплачиваться придется его детям и внукам. То, что молодые люди хотят стать чиновниками, само по себе дело хорошее. Но повсюду царят ложь и стремление «не пущать» молодежь на теплые местечки. Послушные и честные всегда попадают впросак, так как говорят правду.

 

Далее Дун Линцзы, как и его предшественник Ли Цзунъу, начинает давать советы. Хороших мест мало, а людей, претендующих на них, много; везде и повсюду идет борьба (доу). Необходимо овладеть стратегией и тактикой, умением комбинировать, так сказать, с техникой «ведения боя». Все рассуждения по поводу человеческого достоинства и личности в чиновничьей [248] деятельности — пустое дело. Здесь обычно помогают сильному, чтобы обидеть слабого. Поэтому нужно следовать рекомендациям: действовать сообразно обстоятельствам, ловить момент, дорожить моментом, ждать, когда он созреет, и т.п. Понимать соотношение сил, наблюдать за соотношением сил и т.д. Нужно совершенствовать собственные качества: завоевывать авторитет, ценить себя, уметь исправляться, добившись чего-то, быть снисходительным к подчиненным, великодушным к людям, сохранять душевное спокойствие. О своих поступках нужно говорить осторожно и мало, поступки заранее обдумывать, соблюдать при распределении дел равновесие сил, знать меру, выбирать друзей, уметь терпеть, экономить и не вести разгульный образ жизни. Самые надежные люди — это члены семьи.

 

Способы самосохранения, как утверждает Дун Линцзы, состоят в умении прикидываться послушным, бесхитростным и честным, добропорядочным, глупым, бездарным, тупым, щедрым, добродетельным, широко образованным, усердным и верным. В Поднебесной есть два трудных дела — подниматься на небо и искать помощи у других. И еще есть две горечи — горькие семена лотоса и горькая бедность. У людей есть два бо: весенняя вода и человеческие отношения. Китайская поговорка гласит: люди боятся стать знаменитыми, а свиньи — откормленными. Знаменитым станут завидовать, а зависть — это зло, которое существует столько же, сколько и мир, и цветет в Китае пышным цветом. Ну, а чем кончает жирная свинья, тоже хорошо известно.

 

Согласно Дун Линцзы, в четырех случаях можно нечаянно оскорбить своим поведением кого-либо, в особенности начальство: проявляя инициативу и активно выступая, невзирая на мнение начальства; проявляя подобострастие и полное подчинение; оставаясь самим собой и никого не видя (му чжун у жэнь); углубляясь в свои дела и не делая подарков, рассчитывая этим продемонстрировать начальству свою непорочность. Но, с другой стороны, утверждает Дун Линцзы, как говорится, когда имеешь подарки, идти в Поднебесной легко, нет — не пройдешь и вершка. Из всех страхов самый сильный — страх перед женой. Ли Цзунъу в своем трактате ссылается на Лю Бэя из «Троецарствия», который при виде врага был как тигр, а при виде жены — как мышь. Как свидетельствуют другие примеры из китайской истории, боялись своих жен больше люди именитые: знаменитости, высшие чиновники, а не простолюдины и разбойники. Согласно Ли Цзунъу, взаимоотношения между людьми можно свести к четырем типам: когда нет контактов; когда есть единая цель (как в одной лодке); когда каждый за себя в своих пределах; наконец, торговля, когда есть отношения, которые взаимно пересекаются.

 

К теме «толстокожести и черной душонки» (хоу хэй), описанной в произведении Ли Цзунъу, обращались и другие авторы, например, Сун Шаохуа в книге «Мастер по бесстыдству и коварству: мастерство Лю Бэя в достижении карьеры» 39. На обложку вынесены различные цитаты из самой книги, например: «Не прочитав “Троецарствие», не проникнешь в суть (мировоззрение) человека»; «Благоприятный момент для атаки — это момент для переговоров. Он тайно преумножает беспредельные, жизненные шансы»; «Про бесстыдство и коварство [249] неприятно слушать, тем не менее они годятся для использования»; «Не стерпев унижения, не добьешься больших успехов»; «Овладеешь бесстыдством и коварством, используешь их для себя»; «Двигайся прямо вверх с большой скоростью».

 

Сун Шаохуа упоминает Лу Синя, который в свое время писал, что автор романа «Троецарствие» хотел показать ложность «преданности» и «гуманности» Лю Бэя, его истинное лицо. Это типичный «мастер по бесстыдству». Многие были заворожены поднятым Лю Бэем знаменем и шли за ним на борьбу, не зная, что в действительности он добивался собственной выгоды. У Лю Бэя была четкая стратегия, которая и привела его к успеху. Автор в своих рассуждениях постоянно перекидывает мостик к нынешней ситуации в Китае и советует современным предпринимателям брать пример с Лю Бэя. Реальные силы есть основа и гарантия победы в конкурентной борьбе. Однако очень важна и репутация. Она может привести к неожиданному успеху. «Царственное происхождение» Лю Бэя также сильно помогло ему и способствовало процветанию его дела. Главное же — это умение пользоваться людьми.

 

Упоминавшаяся выше книга Ли Цзяньхуа «Чиновничья мораль в Китае» 40 посвящена проблеме чиновничества в Китае.

 

В предисловии Ли Цзяньхуа отмечает, что иероглиф гуань со значением «чиновник» встречается уже в эпоху Шан на черепашьих панцирях. Во времена Западной Чжоу зафиксировано выражение вэнь у бай гуань — «гражданские и военные чиновники». В древнекитайском обществе конфуцианцы связывали мораль чиновников с процветанием страны или падением власти и беспорядками в стране. Со временем требования к чиновникам стали распространять и на простолюдинов. Утверждалось, что, если они будут соблюдать мораль, в Поднебесной воцарятся мир и покой. Император, окружавшие его сановники и философы-мыслители, стремившиеся удлинить срок правления, не без выгоды для себя старались не допустить разложения чиновников и потому придавали большое значение их морали. Согласно записям в «Цзочжуани», чиновники должны были наставлять и предостерегать правителя от возможных ошибок. После эпохи Тан для чиновников было составлено руководство «Чэнь гуй» («Рельсы для чиновника») в двух цзюанях. Пять глав первой цзюани посвящены тому, как надо хранить единство (цзюньцзы и чиновников), быть верноподданным, быть верным принципам, быть справедливым, исправлять ошибки. Во второй цзюани, состоящей из пяти глав, говорится о таких качествах, как честность, осмотрительность, бескорыстие, благородство, умение быть полезным людям. Затем, в период Сун-Юань, появилось «Наставление чиновникам» Люй Бэньчжуна о необходимости соблюдения чиновниками трех правил — неподкупности, осмотрительности и усердия. Во времена Мин и Цин книг с подобными наставлениями стало еще больше. Так, в эпоху Мин Сюэ Сюань написал «Цун чжэн лу» («Записки для занимающегося политикой»), цинскому автору Чжэн Дуаню принадлежат «Чжэн сюэ лу» («Записки о политической науке»), а Ши Чэнцзиню — «Чуаньцзябао» («Семейные реликвии»). В последнем сочинении перечислены 16 правил самосовершенствования для чиновников: следует неукоснительно соблюдать [250] установленный порядок, остерегаться отклонений от правил, быть верным своему слову, уметь хранить молчание, быть гуманным, максимально отдаваться работе, быть скромным, усердным, меньше общаться, держаться подальше от подозрительного, налагать взыскания, быть скромным, не хвастать, избегать обмана, быть решительным, доводить дело до конца.

 

Ли Цзяньхуа пишет, что в современном Китае чиновники превратились в слуг народа (гунпу). Конечно, моральные ценности древних имеют для современников ценность чисто информативную, ибо чиновники, так называемые кадровые работники (ганьбу), живут в совершенно ином обществе и в иных социальных условиях. Появились новые 12 принципов. Это справедливость и бескорыстие, строгое следование правилам, чистота, старательность, здравомыслие, единство слова и дела, осмотрительность и бдительность, соблюдение демократического стиля, умение сотрудничать с другими, умение видеть задачу в целом и быть примером, соблюдение закона. Чиновники, как и в стародавние времена, постоянно подвержены критике со стороны властей, журналистов, писателей и ученых. В последнее время, как пишет автор, отмечается пренебрежительное отношение к идейному воспитанию (сысян цзяоюй), к «моральному строительству и духовной цивилизации». В вину чиновникам ставятся индивидуализм, преклонение перед деньгами, стремление к развлечениям (разгульный образ жизни), использование служебного положения, взяточничество, использование казенных денег для личного обогащения, нарушение закона, обман. Все эти факты были изложены в выступлении Цзян Цзэминя 28 февраля 1994 г. на третьем пленуме ЦК КПК, в котором говорилось о явлениях морального разложения в обществе. Это же было повторено 29 января 1997 г. применительно к кадровым работникам.

 

Автор особо отмечает постепенное разбухание бюрократического аппарата в Китае. В период Западная Хань при населении в 50 млн. человек чиновников было 7500. При танском императоре Гао-цзуне при населении 58 млн. чиновников насчитывалось уже 13 465. Во времена Мин и Цин появилось разделение на чиновников центрального и местного подчинения. В настоящее время, пишет Ли Цзяньхуа, в Китае на 30 человек приходится один чиновник. Чиновники практически узурпировали власть. Теперь омонимы дэ — «мораль» и дэ — «получать» стали синонимами.

 

Автор ссылается на Ли Цзунъу, теоретически обобщившего особенности гуань чан, т.е. чиновничьих кругов, а также на труд известного исследователя психологии китайцев Ли Мина «Вопросы человеческой натуры» (1996), который описывает «три западни» власти: частнособственническое отношение к власти, злоупотребление властью, зависимость власти от еще более высокой власти. Отсюда взяточничество и коррупция, использование власти в корыстных целях, угодничество, зависть, взаимная страховка, своевластие, уход в сторону при опасности, стремление держаться за место. Ли Цзяньхуа целиком солидаризируется с Ли Мином в том, что китайская нация обычно в центр жизни ставит чиновничество: в центре всего стоит власть, все служит власти, поэтому Китай — это большой чиновничий мир, и бюрократические черты составляют особенность национального характера китайцев. Причина того, почему в чиновничьем мире [251] появляются люди бесстыжие и люди «с черной душонкой», главным образом заключается в отсутствии морали в политической деятельности. Все находится между властью и выгодой, Бороться с этим можно только с помощью закона, ибо совершенствования личных качеств недостаточно, считает Ли Цзяньхуа.

 

В несколько ином ключе написана упомянутая выше книга Се Сычжуна «Печальные рассуждения о природе национального характера» 41. Ее автор, государственный чиновник, работавший в разные годы в секретариате Госсовета, опираясь на богатый статистический материал, рассуждает о китайском национальном характере с весьма критических позиций, указывая на негативные стороны национальной психологии и этнического сознания, которые следует преодолевать в процессе строительства обновленного Китая.

 

Среди многих недостатков современного китайского общества автор на первое место ставит «боязнь слуг народа» (па гунпу). Данное явление характерно, прежде всего, для жителей сельских районов, т.е. 75% всей территории страны. Чиновники в отдельных местах буквально становятся «гегемонами» и узурпаторами, способными на насилие над людьми. Даже молодежь, которая к 20 годам, казалось бы, должна быть смелой и решительной, полностью покорна и беззащитна перед начальством. И если в древнем Китае были легендарные герои, которые защищали интересы простых людей, то ныне никто и возразить-то не умеет, и автору известны примеры того, как чиновники («слуги народа») избивали «хозяев» страны.

 

Интересны данные, которые приводит автор по результатам различных опросов населения. Например, принято считать, что выборы являются показателем гражданской активности. Выяснилось, что лишь 21,7% опрошенных ответили, что выборы проводятся в интересах общества и граждан; 35,4% — что это гражданский долг; 32,7% — что это ответ на просьбу агитаторов. Согласно научным подсчетам (при условии, что число 10 — это максимум), «политический склад характера» у горожан равен 4,9, а у сельских жителей — 3,1.

 

Се Сычжун в традиционном для китайцев стиле раскладывает все по полочкам и перечисляет всевозможные пороки современного китайского общества. К ним он относит стремление людей рассчитывать во всем на помощь и «обслуживание» со стороны организации (даньвэй), в которых они работают. Это касается вопросов жилья, лечения, компенсаций ущерба, нанесенного стихийными бедствиями, обеспечения старости и пенсий, рождения детей, устройства в ясли, школу, на работу, а также мытья в бане, приобретения пищи, продуктов, доставку на работу и с работы. Тут и весенние путешествия, летний отпуск, капуста в зимнее время, кремация после смерти, колумбарий, устройство могилы. Выборочный опрос, проведенный в 30 городах, дал следующие ответы: 97,5% респондентов полагают, что лечение должно обеспечиваться по месту работы; 96,6% рассчитывают на социальное обеспечение при выходе на пенсию; 91,8% считают, что учреждение, в котором они работают, должно отвечать за их жилье, регулировать семейные неурядицы (85,9%), отправлять детей в школу (82,3%), заниматься вопросами развода (45,3%). [252]

 

II. ДИАЛОГ КУЛЬТУР: ЛИТЕРАТУРА, ТРАДИЦИЯ

 

В 90-е годы в пров. Гуандун Общество по стимулированию национальной культуры и Общество по изучению «национального сцепления» провели опрос по поводу способности китайцев взять на себя самостоятельное решение вопросов. Опрашиваемым были предложены 16 жизненных ситуаций: рост цен, реформы, затрагивающие личные интересы, увольнение с работы, конкуренция на работе, несправедливое распределение социальных благ, явления морального разложения, напряженность отношений с начальством и коллегами, загрязнение среды, невозможность завершить начатое дело, неожиданные проблемы у детей, собственная болезнь, смерть супруги (супруга), раздел жилья между супругами, развод, уход на пенсию, неприятности в жизни. Для большинства опрошенных увольнение с работы оказалось одной из самых сложных неразрешимых ситуаций после неожиданных проблем у детей и смерти одного из супругов, что говорит о значительной степени зависимости от места работы. Таким образом, «еда из одного котла» привела к образованию модели зависимости и проявлению таких качеств, как боязнь переработать, легковесность суждений, соперничество, опора на родителей и организацию, склонность к высокопарным речам, постоянное чувство оскорбленного достоинства и т.д. Таковы лишь некоторые проблемы (их свыше двадцати), о которых пишет Се Сычжун.

 

Известный китайский писатель Чжан Сяньлян в книге «Немного о Китае» 42 отмечает, что претензии Се Сычжуна следует относить не ко всему китайскому обществу, а лишь к определенной его прослойке. В гл. 7 «Печальные рассуждения о складе характера кадровых работников», где речь идет все о тех же чиновниках, Чжан Сяньлян пишет, что тревогу вызывает в основном прослойка среднего и низшего звена кадровых работников. В Китае, который еще не стал правовым обществом, действуют по пословице: «Уж лучше управленец на месте, чем уездный чиновник». Кадровые работники играют ключевую и даже определяющую роль в жизни простых граждан, но не везде по психическому складу они соответствуют своей должности. Автор подчеркивает, что психический склад характера — это не мораль, поведение и воспитание, он формируется самой системой (режимом), средой и историей. Так, корыстная политика чиновников стала социальной проблемой. Бороться против морального разложения — это не значит схватить несколько «крупных тигров». Чем выше ранг чиновника, тем больше цена его преступления. Писатель в подтверждение своих слов приводит китайскую пословицу: «Не бывает чиновника, который был бы совершенно чист; хочешь быть человеком, не будь чиновником». Сделка власти и денег становится обыденной. Это самое опасное явление в Китае, которое с трудом поддается лечению. Всюду требуется «смазка». То, что раньше можно было решить пачкой сигарет, теперь решается цветным телевизором. Автор задает вопрос: кто хуже для государства и для общества — взяточники и коррупционеры или чиновники, которые вроде бы «чисты», но при этом безответственны, не следуют закону, врут и обманывают, лживы и не могут принимать решений? И приходит к выводу, что это последние, которых, кстати, еще и награждают. [253]

 

Говоря об исторических факторах разложения психологии кадровых работников, писатель отмечает, что природа национального характера начала «портиться» в результате политических движений после образования КНР, многочисленных кампаний, которые придавали системе управления и руководства китайскую специфику. Ложь и боязнь сказать правду испортили взаимоотношения между властью и народом. Чжан Сяньлян призывает реформировать государственную систему, указывая, что «здание рушится не от слонов, а от маленьких муравьев». Талантливые кадры уходят из чиновничества, поэтому «природу» чиновников следует создавать заново.

 

Настоящей сенсацией в середине 80-х годов стала книга Бо Яна «Уродливые китайцы», которая по своей резкости не уступает трактату Ли Цзунъу. Книга вышла на английском языке («The Ugly Chinese»). В 1985 г. она была опубликована на китайском языке на Тайване 43 и затем в КНР — в Пекине и Чанша. В англоязычной газете Гонконга «Standard» от 31 марта 1987 г. в статье о визите корреспондента к Бо Яну и его супруге в первом же абзаце говорится, что «по крайней мере в одном КПК и Гоминьдан едины, а именно в том, что они терпеть не могут Бо Яна». Кстати, позднее в КНР книга была запрещена. Если Линь Юйтан в своей книге рассуждает об особенностях национальной психологии китайцев достаточно критично, но объективно и в целом уважительно к своему народу и стране, то книга Бо Яна у многих китайцев в стране и за рубежом вызвала негодование. Реакция на книгу Бо Яна «Уродливые китайцы» была сформулирована в передовой статье газеты «Гуанмин жибао» от 1 марта 1987 г. под названием «Китайцы способны догнать и превзойти уровень мирового прогресса».

 

В книге Бо Яна две части, которые предваряет построенное в форме диалога предисловие «Доктор и больной в стране чана для солений».

 

В первой части под названием «Болезненная атака» собраны стенограммы выступлений автора в различных университетах США осенью 1984 г., которые были посвящены национальному характеру китайцев. Тексты этих выступлений опубликованы в ноябре-декабре того же года в китайских газетах и журналах Гонконга, Тайваня и США (Нью-Йорк и Лос-Анджелес). Сюда же вошли и более ранние выступления Бо Яна, относящиеся к 1981 г., а также ответы на вопросы редакторов журналов и рядовых читателей. Кроме того, в книгу включены взятые из различных сборников 32 небольшие статьи, названия которых весьма красноречивы, например: «В ожидании порицания», «Наступил ему на хвост», «Рано пробудившийся червячок» и т.п.

 

Вторая часть книги — «Бушующие волны бьются о берег» — это материалы многочисленных дискуссий о национальном характере китайцев, в том числе вопросы читателей и ответы автора, а также передовицы газет и статьи, отражающие бурные дебаты, в которых звучит как нелицеприятная критика самого Бо Яна, так и высказывания его сторонников. В основном это материалы, относящиеся к 1984-1985 гг.

 

Через 10 лет, в 1995 г., на Тайване в издательстве «Сингуан чубаньшэ» вышла новая книга Бо Яна под названием «Сотрясание чана для солений, или Еще [254] раз об уродливых китайцах» 44. В ней напечатаны ответы Бо Яна на 80 вопросов, заданных японским писателем Хуан Вэньсюном (это его китайское имя). Книга первоначально вышла в Японии. Вопросы и ответы сгруппированы по пяти разделам: «Сотрясание чана для солений», «Культура чана для солений», «Пробуждение личинок мух в чане для солений», «Гуманность и добродетель» и «Выход для Китая». Книга сильно политизирована и написана недружелюбно по отношению к великой китайской нации.

 

Что же такое «чан для солений»? Это разложившееся общество, в котором рабское правление, странные формы морали, индивидуализм и подхалимство привели к тому, что души у людей зачерствели и оказались уничтоженными. Болезнь вскрыта, но как лечить, неизвестно.

 

Бо Ян — профессиональный писатель, историк, автор многих трудов, в том числе двухтомной монографии «Основы истории китайцев» 45. Он родился в 1919 г., жил на Тайване 30 лет, из них 10 лет находился в тюрьме.

 

Название книги «Уродливые китайцы» отражает ее содержание. Бо Ян и Ли Мин признают, что в свое время им приходилось встречать книги с такими названиями: «Уродливые американцы» и «Уродливые японцы». Бесправное и унизительное положение китайцев в стране и за рубежом побудило Бо Яна взяться за перо и попытаться выявить причины такого положения, сказать правду, показать истинное положение вещей. Бо Ян берет на себя смелость утверждать, что причины «уродливости» китайцев заключаются в том, что в китайской традиционной культуре имеется некий фильтрующийся вирус, который, передаваясь из поколения в поколение, до сих пор не был выведен и не уничтожен. Автор пишет: «Наше уродство исходит оттого, что мы сами не знаем, что мы уродливы», поэтому нужна критика, нужно указать на ошибки и недостатки.

 

В своем первом выступлении в США перед студентами в штате Айдахо Бо Ян назвал более десятка отрицательных, по его мнению, черт китайцев, каждый случай иллюстрируя многочисленными примерами. В числе таких черт он отметил громкую речь и шум («глотка у китайцев не имеет себе равных»). Однажды, когда у двух громко разговаривающих друг с другом жителей пров. Гуандун полицейский стал выяснять, что случилось, те ответили: «Ничего, мы просто шепчемся». Почему китайцы говорят громко? Они считают, что чем громче они говорят, тем больше у них правоты.

 

Далее автор отмечает такое качество китайцев, как любовь к «возне внутри гнезда» (во-ли доу) (ср. русское выражение «пауки в банке»). По мнению Бо Яна, стремление к междоусобной борьбе лишь подчеркивает еще один очевидный факт — отсутствие единства, солидарности. У китайцев на этот счет даже есть пословица: «Один монах носит воду для питья в ведре, двое монахов — на коромысле, а у троих монахов нет воды для питья». Иначе говоря, совместная деятельность для китайцев не характерна. Поэтому, как говорит Бо Ян, для китайцев страшны не иностранцы, а сами китайцы. Философия «возни внутри гнезда» [255] привела к тому, что у них появилась еще одна характерная черта— ни в коем случае не признавать свои ошибки, произносить в свое оправдание любые высокопарные речи и даже лгать. Китайцы не любят, когда им говорят правду в глаза, воспринимая это как нападение.

 

В характере китайцев, как пишет Бо Ян, две крайности — либо чрезмерное уничижение, либо чрезмерная похвальба. Добившись в чем-либо малейшего успеха, человек сразу же испытывает непомерную гордость и держится с окружающими соответственно. Характерной чертой является и постоянное чувство страха перед чем-нибудь, а также стремление избегать конфликтных ситуаций. Бо Ян также отмечает отсутствие у китайцев самолюбия и чувства собственного достоинства, понятия равенства, фантазийного начала, инициативы, умения преодолевать рамки принятых положений, стремления к поиску оригинальных решений. Главное — не выйти за границы того, что сказал учитель.

 

Дальнейшие рассуждения Бо Яна в той или иной степени развивают положения, отмеченные в первой лекции. Последние 500 лет истории Китая — это автократия, дворцовые интриги, внутренняя борьба и раболепие. Высокая добродетель и нравственность обозначены только в книгах. На самом деле особенностью китайцев являются неотесанность, коварство, нечестность и узость натуры. Идеология конфуцианства во времена династии Восточная Хань стала известной формулой, стереотипом. Постепенно интеллигенция, т.е. люди образованные, стала утрачивать способность размышлять, потеряла способность фантазировать и воображать, что и привело к тому, что у китайцев слабо развит эстетический вкус. Бо Ян также считает, что у китайцев недостает представления о законности. Скажем, если никого нет, то можно проехать и на красный свет. Однако все китайцы боятся политики, испытывая какой-то нервный страх и даже ужас. Своими правами они пользоваться не умеют. Стремление китайцев занять чиновничью должность объясняется тем, что положение давало бы им неограниченную власть, деньги и женщин.

 

С точки зрения Бо Яна, китайцы любят заниматься пустыми разговорами, при этом могут спокойно соврать ради красного словца. Говорить правду они не любят, ложь стала чем-то вроде добродетели и бизнеса. Истинные отношения проявляются только между добрыми друзьями. С людьми незнакомыми они холодны, а иногда и жестоки. С незнакомым человеком китаец здороваться не будет. Многое решает настроение и непосредственное восприятие, которое не требует размышлений.

 

Бо Ян выделяет три «золотых периода» в истории Китая: эпоха Чжаньго, династия Тан (почти столетие от правления Тай-цзуна до Мин-хуана) и период от 60-х годов XVII в. до 60-х годов XVIII в. Бо Ян полагает, что благодаря «опиумным войнам» китайцы смогли узнать, кем они были на самом деле. Такие понятия, как демократия, свобода, права человека, законность, пришли с Запада.

 

Автор говорит о важной роли конфуцианства в Китае, но отмечает его консерватизм. Традиционная культура, которая была построена на преклонении перед властью, привела к тому, что взаимоотношения между людьми строились только на почитании и страхе и очень мало — на любви. Могут возразить: ведь [256] было понятие жэнь «гуманность». Но в поступках оно почти не реализовывалось. Гуманность правителя к простолюдину проявлялась в жалости и сострадании. Да и понятие жэнь не равноценно понятию «любить». Когда Цзя Баоюй в романе «Сон в красном тереме» говорит Линь Дайюй, что он любит свою мать и отца, то в отношении матери — это истинная правда, а в отношении отца — это, скорее, страх, а не любовь.

 

Как отмечает Бо Ян, многие исследователи национального характера китайцев сравнивают разобщенность китайцев с «рассыпанным на подносе песком» (и пянь сань ша) — каждый за себя.

 

Отдельная глава в книге Бо Яна посвящена рассуждениям о том, что мешает китайцам делать умозаключения. У китайцев сильно развита интуиция (подсознание, непосредственный опыт), но нет науки умозаключения, и в этом они уступают европейцам. Порох и компас изобрели, а теоретической науки не создали.

 

Образно говоря, произведение Ли Цзунъу, «Подлинная история А-Кью» Лу Синя и опус Бо Яна — это жертвенный сосуд на трех ногах. Лу Синь показал черты характера простого человека, Ли Цзунъу — характер чиновников, перед авторитетом которых простолюдин чувствует себя рабом. В книге Бо Яна некто Бо Жэнь, полемизируя с автором, перечисляет ряд признаков раболепия: безмерное восхваление, терпение в отношении тирании, незнание истинной демократии, преклонение перед авторитетом, любовь к стереотипам и т.д.

 

Еще почти через 20 лет после книги Бо Яна, а именно в 2003 г., в Пекине появляется книга Ли Мина под названием «Почему китайцы такие “глупые»: как в XXI в. китайцам стать умнее» 46.

 

Ли Мин родился в пров. Цзянси в 1944 г., в настоящее время живет в Пекине. Философ по образованию, в 1981 г. он окончил аспирантуру Научно-технического университета. Занимается теорией управления, культурной антропологией. Им опубликованы следующие работы: «Об информационной философии», «Китайский кризис», «О человеческой натуре», «Верхняя одежда человеческой натуры» и др.

 

Острая критическая направленность книги «Почему китайцы такие “глупые»» сближает ее с произведениями Ли Цзунъу и Бо Яна, но по глубине исследования и по объему привлеченного материала, включающего ссылки на авторитетные высказывания китайских классиков, она превосходит работы названных авторов. Главная задача Ли Мина — критика культурных традиций Китая. Он попытался показать различия между китайской и европейской цивилизациями, видя в консерватизме и патриархальности конфуцианской морали и воспитания основную причину «недостатков» в психологии китайцев.

 

В монографии три раздела: «Основные положения антропологии», «Вопросы к истории», «Взгляд на будущее». В приложение включены также пять статей автора.

 

В первом разделе содержатся рассуждения о культуре, человеческой натуре, дается попытка сравнения философии в Китае и в Европе. Культура, как пишет [257] автор, — это одежда для человеческой натуры. Она не только прикрывает тело, но и скрывает уродство и греховность человеческой сущности. Сознание собственного греха привело людей к понятию стыда. Чувство стыда и есть начало создания культуры, а его отсутствие есть начало ее разрушения. По Ли Мину, самый большой враг прогресса — это сам человек и сама культура. Познание собственной натуры и есть начало культуры. Кому охота слушать, что человеческая натура зла или эгоистична? Поэтому китайцы предпочитают обращаться к суждениям Мэн-цзы, а не Сюнь-цзы. То, что китайцам свойственна безапелляционность и они всегда уверены в своей правоте, склонны говорить неправду, идет именно от Конфуция и Мэн-цзы. Древнекитайские философы, и прежде всего Мэн-цзы, утверждали, что исходная сущность человека — это добро. Конфуций же прямо об этом не говорил, но его теория «гуманности» (жэнь), утверждающая, что «преодолевать себя, вернуть церемонии — это и есть гуманность» (кэ цзи фу ли вэй жэнь), косвенно свидетельствует об этом. Европейская (т.е. греческая и арабская, как указывает автор) философия исходит из того, что человеческая натура в своей первооснове является злой. Но в одном едины философии Китая и Европы: человек должен стремиться к добру. Правда, в китайской философии считается, что добра можно достичь через «самосовершенствование морали» — это «внутреннее достижение добра», в то время как в европейской философии предлагается «приобретать знания» и «верить в Бога», т.е. людей призывают к «внешнему достижению добра». Китайские философы древности стремление человека к добру провозгласили основой своего учения, но они заблуждались. В духовном наследии Китая есть великая мудрость, но есть и великие заблуждения. Для достижения добра нужны вера и знания, а это было невозможно в условиях того закрытого общества, которое представлял собой Китай. Ли Мин приводит собственные математические расчеты на основе различных данных, согласно которым человеческая сущность на 90% тяготеет к злу и лишь на 10% — к добру.

 

Во втором разделе книги Ли Мина рассуждения автора нередко перекликаются с утверждениями Бо Яна, книга которого теперь не только продается в Китае, но и нередко цитируется различными исследователями. Названия глав второго и третьего разделов, как и название всей книги, имеют форму косвенных вопросов («Почему китайцам недостает стремления к познанию», «Почему в современном Китае дети непослушны» и т.п.). Приведем вкратце рассуждения Ли Мина по некоторым вопросам.

 

Почему китайцев уподобляют «рассыпанному на подносе песку». Образ «рассыпанного на подносе песка» как образ разобщенности достаточно распространен, встречается он и у Бо Яна. Согласно Ли Мину, у китайцев есть единая иероглифическая письменность, но нет единой религии и даже общих национальных черт. Вся добродетель в течение 2000 лет в Китае сводилась только к сяо — почитанию родителей. Говоря неправду, китайцы не испытывают угрызения совести, потому что у них нет духа поиска истины. Сделав ошибку, китаец не стремится одуматься и понять истину, он ограничится самоутешением. Единственное, что будет его мучить, это разрушение или нанесение ущерба «отцовской и материнской крови и духам». Ли Мин приводит несколько китайских пословиц, которые подтверждают его тезис: «Когда рисуешь тигра, то рисуешь [258] кожу, но трудно нарисовать кости. Когда познаешь человека, то познаешь лицо, но не познаешь душу»; «Не верь прямоте, а остерегайся того, что гуманность не есть гуманность»; «В горах есть прямые деревья, а в мире нет прямых людей».

 

Почему китайцы с трудом сотрудничают друг с другом. У китайцев принято говорить о «лице» и произносить красивые слова, но когда речь заходит о выгоде, все тут же забывается. Нарушить договоренность — дело такое же привычное, как выпить стакан воды. Доверяют они только своим родственникам, потому и ведут торговлю, привлекая, как правило, только членов семьи. С одной стороны, все китайцы стремятся к уравниловке, с другой — все подчинены авторитету. Сотрудничать могут только чиновник и простолюдин, иначе говоря, хозяин и слуга. Герои «Речных заводей» борются против зарвавшихся чиновников, но не против императора. «Политика нападения на соседние страны и союза с далеко лежащими странами» — традиционная психология китайцев. Это проявлялось и в эпоху Цин, и во время антияпонской войны.

 

Почему в Китае затянулся период «средневековья». Причины следующие: абсолютная власть и общество деспотии и самодержавия; процветание конфуцианства; отсутствие традиции истинной веры и истинных знаний; консерватизм.

 

Почему китайцам недостает духа поиска истины. Неудовлетворенность знаниями и жажда знаний толкают человечество к познанию. Были ли в Китае люди, которые познавали ради познания, т.е. занимались этой «буржуазной» наукой? Сказанное Конфуцием: «Учиться и познавать это» (сюэ эр чжи чжи) на самом деле относится к «возрождению древности» (фу гу) или к морали и самосовершенствованию. Конфуцианская «внутренняя совершенная мудрость и внешняя царственность» (нэй шэн вай ван) реально идет от принципов «исправляй себя» и «будешь управлять людьми» (сю цзи, чжи жэнь). Принципы Конфуция превратились для ученого люда в понятие «лицо», которое включает в себя желание стать чиновником и быть богатым.

 

Почему китайцы не могут возродить национальную культуру путем возврата к традициям. Какая самая слабая струна в китайской цитре традиционной культуры? Самый короткий ответ: логика. Вот почему в китайской цивилизации неспешно повторялись количественные изменения, но не качественные, революционные. Это особенно заметно, если взять последние 500 лет. Понятие логики имеет узкий и широкий смысл. В узком смысле это формальная логика, математическая логика, диалектическая и т.п. Логика в узком смысле слова в древнем Китае была аналогична понятию мин сюэ («наука об имени»). Логика в широком смысле слова (в древнем Китае именовалась дао) — это закономерности возникновения, существования и развития всего сущего в космосе, жизни, человеческого менталитета, в особенности человеческого мышления, языка. По сравнению с Западом в Китае действительно не было логики (Гегель по этому поводу сказал, что в Китае нет философии). Зато раньше чем где-либо в Китае возникла «наука о человеке» (жэнь сюэ). Логика — это инструмент научного мышления, его способ и теория. Это главный импульс эволюции. В Китае только монеты обращались к настоящей логике. Путь, по которому развивалась мысль китайцев, — это перемены (и), фатализм (ба гуа), инь-ян, цикличность (у син), церемонии и авторитаризм. Даосы же были релятивистами. Все три учения стремились держать [259] народ в темноте. Конфуцианство — это ложная маска. Все ее носят, прекрасно понимая, что это общие правила игры. Нет людей, которые с рождения были бы умными или глупыми. Но если люди добровольно придерживаются принципа «не меняться», то глупость становится их судьбой.

 

Что осталось для изучения в 5000-летней истории, кроме языка, народной медицины, музыкальной драмы, картин и книг? Все остальное, как и наука, пришло с Запада. Например, знаменитые пещеры Дуньхуан находятся в Китае, а наука о находках в них— дуньхуановедение развивается в Японии. Наука — это высокая степень абстрактной теории, которая может объяснять явления. Для этого нужны знания основных закономерностей логического мышления. С древнейших времен у китайцев мышление и практика разошлись. Конфуций говорил о «трех страхах»: перед судьбой, вельможей и словами мудрецов. У Лао-цзы есть «три драгоценности»: милосердие, скромность и страх перед Небом. К «пяти глупостям», которые предлагал ликвидировать Хань Фэй-цзы, относились ученые, болтуны, страдающие манией величия, торговцы и рабочие. Только в учении Мо-цзы говорилось о том, что надо исследовать суть, выяснить причину и использовать (сань бяо фа), это и есть формальная логика, которая могла бы развиться в сторону абстракции. Но по этому пути в Китае не пошли.

 

В завершение нашего краткого обзора необходимо несколько слов сказать об упоминавшемся уже сборнике статей «Критика болезненного состояния китайского характера», вышедшем под общей редакцией и при участии Хэ Цзунсы 47. О содержании сборника говорят названия статей: «Мы должны стать людьми с большой буквы», «Слабые стороны китайского характера», «Китай, который мы еще помним», «Кто препятствовал модернизации Китая», «Кто помешал нашей свободе». Это статьи и таких корифеев китайской литературы, как Лу Синь и Шэнь Цунвэнь, и отдельных журналистов, пишущих на актуальные темы, связанные с важными проблемами этнопсихологии китайцев. Выход сборника еще раз подчеркивает огромное внимание в наши дни различных слоев общества к духовному возрождению китайской нации.

 

Не со всеми высказываниями авторов, приведенными в нашей статье, мы безоговорочно согласны. Тем не менее поднятые ими проблемы, безусловно, интересны и требуют дальнейшего изучения.

 

Текст воспроизведен по изданию: Дискуссия об этнопсихологии китайцев // Восток-Запад. Историко-литературный альманах. 2005-2006. M. Восточная литература. 2006

 

© текст — Спешнев Н. А. 2006

 

Комментарии:

1. Китайский писатель Фэн Цзицай, вернувшись в Китай после поездки в США, опубликовал свои путевые очерки, в которых, рассуждая о китайской литературе и живописи, сетует на то, что никто еще не написал об особенностях психологии китайского читателя и зрителя. См.: Чжунхуа аньвэнь чжэньцанбэнь. Фэн Цзицай цзюань (Сокровищница китайского очерка. Фэн Цзицай). Пекин, 1998, с. 241-242.

2. См. современное переиздание: Коростовец И. Китайцы и их цивилизация. – Жизнь и нравы старого Китая. Смоленск, 2003, с. 197-485.

3. См.: Алексеев В. М. Труды по китайской литературе. В 2 кн. Кн. I. М., 2002.

4. Крюков М. В., Софронов М. В., Чебоксаров Н. Н. Древние китайцы: проблемы этногенеза. М., 1978; Крюков М. В., Переломов Л. С, Софронов М. В., Чебоксаров Н. Н. Древние китайцы в эпоху централизованных империй. М., 1983; Крюков М. В., Малявин В. В., Софронов M. B. Китайский этнос на пороге средних веков. М, 1979; они же. Китайский этнос в средние века (VII-ХШ вв.). М., 1984; они же. Этническая история китайцев на рубеже средневековья и нового времени. М, 1987; Крюков М. В., Малявин В. В., Софронов М. В., Чебоксаров Н. Н. Этническая история китайцев в XIX – начале XX века. М., 1993

10. Там же, с. 13.

11. Nakamura Н. Ways of Thinking of Eastern People: India-China-Tibet-Japan. Honolulu, 1964.

12. Hwang K.-K. Face and Favor. The Chinese Power Game. – American Journal of Sociology. Vol. 92, № 4 (Jan. 1987), p. 944-974. Перевод этой статьи на китайский язык включен в сб.: Чжунгожэнь-ды цюаньли юси (Властные игры китайцев). Пекин, 2004.

13. Bond М. Н. Beyond the Chinese Face. Insights from Psychology. Hong Kong; Oxford; New York, 1991.

14. The Psychology of the Chinese People. Ed. by Bond M. H. Hong Kong, 1986; Heritage of China: Contemporary Perspectives on Chinese Civilization. Ed. by P. S. Roop. Univ. of California Press, 1990; Ruan F. F. Sex in China. Studies in Sexology in Chinese Culture. N.Y., 1991; Wu K. M. Spatiotemporal Interpenetration in Chinese Thingking. Taibei, 1993; Hansen Ch. Chinese Ideographs and Western Ideas. – The Journal of Asian Studies. Vol. 52, № 2 (May 1993), p. 373-399; Moser D. J. Abstract Thinking and Thought in Ancient Chinese and Early Greek. The University of Michigan, 1996; Wu K. M. On Chinese Body Thinking. A Cultural Hermeneutic. Leiden; New York; Koln, 1997.

15. Studies in Chinese Thought: The American Anthropologist. Ed. by A. F. Weight. 1953. Vol. 55, № 5, pt. 2. Memoir № 75.

16. Чжунго чуаньтун даодэ (Традиционная мораль Китая). Пекин, 1996.

17. Ли Циншань. Чжунгожэнь синьлунь: цун миньянь кань миньсинь (Новые рассуждения о китайцах: душа народа сквозь призму народных поговорок). Пекин, 1996.

18. Среди них: Лю Чжифэн (сост.). Даодэ Чжунго (Моральный Китай). Пекин, 2001; У Дуншэн. Чжунгожэнь шэн чжихуэй юаньлю (Истоки рождения мудрости у китайцев). Тяньцзинь, 2001; Цзя Юйху. Чжунхуа миньцзу чуаньтун мэйдэ ши дянь (Свод традиционных добродетельных деяний китайской нации). Ляонин, 1992; Ло Гоцзе (сост.). Чжунго чуаньтун даодэ (Традиционная мораль в Китае). Пекин, 1995; Лэй Чжэньсяо. Чжунго чжихуэй моулюэ да си (Система стратагем китайской мудрости). Хубэй, 1999; Лян Шумин. Нэйшэн вайван-чжи цзин (Среди людей совершенной мудрости и добродетели). Шанхай. 1998.

19. Лян Ижу, Ху Сяохуэй, Гун Чэнпо. Чжунгожэнь шэньмэй синьли яньцзю (Исследование психологии эстетических взглядов китайцев). Шаньдун, 2002.

20. Ли Иньхэ. Чжунгожэнь-ды синьай юй хуньинь (Сексуальная любовь и брак у китайцев). Пекин, 2002; она же. Чжунго нюйсин-ды ганьцин юй син (Чувства и секс у китайских женщин). Пекин, 2004.

21. И. Чжунтянь. Сяньхуа чжунгожэнь (Поболтаем о китайцах). Пекин, 1996; Фан Фан, Е Чжаоянь. Сяньшо чжунгожэнь (Праздные рассуждения о китайцах). Пекин. 2001; Шан Гуань юй му. Сишо чжунгожэнь (Поговорим подробно о китайцах). Пекин, 1999.

22. Се Сычжун. Гоминь сучжи юсы лунь (Печальные размышления о природе национального характера). Пекин, 1997; Сюй Син, Сюнь Бу (сост.). Фаньсин чжунгоэнь (Одумавшиеся китайцы). Пекин, 1999; Лянь Цзинши, Лян Цзинхэ. Чжунго лоусу пипань (Критика дурных обычаев китайцев). Пекин, 1999.

23. Ли Мин. Чжунгожэнь вэйшэнмо чжэмо «юйчунь» (Почему китайцы такие «глупые»), Пекин, 2003; Хэ Цзунсы (сост.). Чжунго жэньгэ бинтай пипань (Критика болезненного состояния китайского характера). Пекин, 2003.

24. Цуй Бэйфан, Чжу Даань. Чжунгожэнь-ды гуаньси (Отношения между китайцами). Пекин, 2000; Ли Цзяньхуа. Чжунго гуань дэ (Чиновничья мораль в Китае). Чэнду, 2000; Ван Дуншэн. Чжунгожэнь-ды юнжэньшу (Искусство китайцев в использовании людей). Шанхай, 1997.

25. Lin Yutang. My Country and My People. N. Y., 1935; перевод на китайский язык: Линь Юйтан. Чжунгожэнь (Китайцы). Шанхай, 1994.

26. Chester Н. The Real Chinaman. 1895.

27. Чжунгожэнь-ды сингэ (Характер китайцев). Тайбэй, 1972; Чжунгожэнь-ды синьли (Психология китайцев). Тайбэй, 1988; Чжунгожэнь-ды туйбянь (Перерождение китайцев). Тайбэй, 1988; Чжунгожэнь-ды синьли юй синвэй (Психология и поступки китайцев). Тайбэй, 1993.

28. Чжунгожэнь-ды синфу гуань (Взгляд китайцев на счастье). Тайбэй, 1987; Чжунгожэнь-ды мяньцзюй сингэ (Характер-маска у китайцев). Тайбэй, 1987; Чжунгожэнь-ды янъюй гуань (Взгляд на воспитание детей у китайцев). Тайбэй, 1991.

29. Шэнъ Цинсун (сост.). Чжунгожэнь-ды цзячжи гуань (Ценностные ориентации китайцев). Тайбэй, 1993.

30. Сян Туйцзе. Чжунго миньцзусин яньцзю (Исследование китайского национального характера). Тайбэй, 1993.

31. Ян Цзяньли. Чжунгожэнь кань лаомэй (Янки глазами китайцев). Тайбэй, 1989; Цю Юнхань. Чжунгожэнь юй жибэньжэнь (Китайцы и японцы). Тайбэй, 1993; Чжу Мэнфэй. Во хэ лаоэ (Я и русский Иван). Тайбэй, 1990.

32. Бо Ян. Чоулоу-ды чжунгожэнь (Уродливые китайцы). Тайбэй, 1985.

33. Ван Юйбо и др. Сяоюн-ды эгожэнь (Доблестные русские). Чэнду, 2001.

34. Чжан Цзяньхуа. Хунсэ баофэн-чжи ми (Загадка красного урагана). Пекин, 2003.

35. Чжан Мошэн. Хоу хэй цзяочжу чжуань (Биография проповедника хоу хэй). Тайбэй, 1993.

36. Ли Цзуньу. Хоу хэй да цюань (Полное собрание о толщине и черноте, или Всё о бесстыдстве и коварстве). Пекин, 1998.

37. Дун Линцзы. Бо бай сюэ (Наука о тонкости и белизне). Урумчи, 1998.

38. У Мэнцянь. Ю у сюэ (Наука о наличии и отсутствии). Пекин, 1999. Другое название: «Анти хоу хэй сюэ» (Антинаука о бесстыдстве и коварстве).

39. Сун Шаохуа. Хоу хэй гаошоу (Мастер по бесстыдству и коварству). Шэньян, 2001

40. Цзяньхуа. Чжунго гуань дэ.

41. Се Сычжун. Гоминь сучжи юсы лунь.

42. Чжан Сяньлян. Сяо шо Чжунго (Немного о Китае). Ухань, 1999.

43. Бо Ян. Чоулоу-ды чжунгожэнь.

44. Бо Ян. Цзян ган чжэньдан (Сотрясание чана для солений, или Еще раз об уродливых китайцах). Тайбэй, 1995.

45. Бо Ян. Чжунгожэнь шиган (Основы истории китайцев). Пекин, 1998.

46. Ли Мин. Чжунгожэнь вэйшэнмо чжэмо «юйчунь».

47. Хэ Цзунсы (ред.). Чжунго жэны бинтэй нипань (Критика болезненного состояния китайского характера). Пекин, 2003